Франсуаза Югье снимала репортажи — для газеты Libération, рекламные кампании — для Lanvin и Lacroix. Ее объектив видел муссоны в Индии, пейзажи Сибири и даже африканскую провинцию Квазулу-Натал. В начале 2000-х француженка приехала в Санкт-Петербург, чтобы воспеть такой исчезающий феномен, как коммунальные квартиры: с грязными кухнями, сохнущими целлофановыми пакетиками на батареях и чужими людьми, вынужденными жить бок о бок друг с другом. Франсуаза не только поговорила с жителями коммуналки, но и сама поселилась здесь на несколько месяцев. О приключениях француженки в коммунальной квартире она рассказала в книге, фильме, фотовыставке (которую показывали в Минске в рамках Месяца фотографии) — и в интервью «Большому».
— Выставку «Коммуналка» видели в разных странах, в том числе во Франции и России. Какой была реакция на нее?
— Выставка всегда вызывает живой интерес. Люди задаются вопросом: как мне вообще удалось попасть в коммуналку? Как люди разрешили снимать себя? В странах Западной Европы всем кажется, что в таких квартирах живут бедные люди. Я объясняю, что на самом деле это не так, и коммуналки — это не жилье для бедных. Здесь бок о бок сосуществуют очень разные люди: продавец, рабочий, преподаватель университета.
— Что в жизни коммуналки показалось вам самым удивительным?
— Было очень много людей и вещей, которые меня впечатляли и шокировали. Помню семейную пару: он — машинист, она — продавец, торговала шоколадом на улице и очень неплохо пела. Мне любила рассказывать небылицы: мол, ей звонил участковый, когда задержанные буйно себя вели, и присылал за ней машину — чтобы продавщица успокаивала их своим пением. А потом на вертолете возвращалась обратно.
Самым удивительным в коммуналке для меня стало то, что здесь у человека не остается личного пространства. Никаких тайн. Варишь в обед картошку, а вечером сосед обязательно спросит: «Ну, как картошка?» — хотя никто не видел, как ты готовила. Когда я пришла в коммунальную квартиру с камерой и начала снимать фильм, люди рассказывали мне всё о своих соседях. Так я узнала историю украинки из коммуналки: дома, в Украине, ее семья занималась бизнесом, но потом пришли какие-то люди и убили всех. Из Украины сбежала в Россию, пряталась в коммунальной квартире от мафии.
— Я слышала такие отзывы о вашей выставке «Коммуналка»: «Я не хочу смотреть на эти фотографии, они некрасивые». Зачем людям некрасивое искусство?
— На самом деле искусство не всегда синоним красоты. Это касается как живописи, так и фото. Но меня эстетика коммунальных квартир привлекает: красоту и гармонию я вижу в быту.
— Здесь хочется провести параллель с современным искусством в принципе: многие жалуются, что не понимают его. Что вы можете посоветовать таким людям?
— Есть две категории людей. Первые говорят: «Я ничего не понимаю в этом, зачем такое искусство?» Вторые твердят: «Я бы сам так сделал». Особенно это актуально для живописи. Например, черный квадрат Малевича. Многие люди задаются вопросом: «Что же в нем такого? Почему это уникальное произведение искусства?» Дело в том, что чем абстрактнее живопись, тем она универсальнее. Больше свободы, фантазии. В черном квадрате каждый видит что-то свое.
— Фотография сегодня доступна каждому. Это хорошо или плохо?
— Я называю фотографию наименьшим из искусств. Со мной согласны не все, но многие: например, эксперты и галеристы. Если сегодня мы говорим о том, что рынок фотографии вырос, то это потому, что фотография дешевле живописи. Я не знаю, станет ли фотография настоящим, полноправным видом искусства. Все сегодня снимают. Мы живем в мире, полном изображений: facebook, instagram. Я не имею ничего против социальных сетей, но для меня главное — чтобы у художника было свое, уникальное видение мира. Я нахожу эстетику в грязи и разрухе коммунальной квартиры в России, и в этом мое артистическое кредо. Я не могу не запечатлеть гармошки батарей на стенах, которые почему-то всегда висят криво, — для меня это сюрреализм, это уникально. Знаете художника Фрэнсиса Бэкона? Он изображал деформированные человеческие лица. Это некрасиво, но это его видение — и оно имеет право на жизнь.
— Назовите несколько имен фотографов, за которыми сегодня стоит следить.
— Софи Калле, француженка. Ее снимки — что-то на грани фото и пластического искусства. Для одного из своих проектов она нанялась горничной в гостиницу Венеции: рылась в вещах постояльцев и снимала их, чтобы потом сделать вывод о человеке по его вещам. Или Уильям Кляйн: пожилой человек, но до сих пор многое значит в фотоискусстве. Я помню его серии из Рима и Токио, это что-то уникальное. Дэни Дарзак, французский фотохудожник. У него интересные проекты — например, «Падение». Нужно еще упомянуть об Антуане Д’Агата из фотоагентства Magnum, одном из самых известных фотографов во Франции. Чтобы вы не думали, что следить стоит только за французами, назову еще Чжана Цяньци c Тайваня. Я пристально наблюдаю за этим молодым фотохудожником.
— Франсуаза, какое впечатление на вас произвел Минск?
— Обожаю Минск! Я второй раз в этом городе. Архитектура послевоенного Минска — это очень красиво, просто великолепно. Как и все иностранцы, я удивлена чистотой в городе: такое ощущение, что мусор здесь убирают круглые сутки. Многие не знают, где находится Минск, но все чаще встречаются люди, которые о нем слышали — например, благодаря визиту сюда «нормандской четверки». Ваш город уникален — и об этом нужно говорить. На улице Октябрьской стоит памятник Ленину, рядом — доска почета, а за ней — современные граффити. Такой переход от советского периода к нашему времени очень интересен.
— А что вы можете сказать о минчанах?
— Вы ближе к европейцам, чем к россиянам. Конечно, старшее поколение — например, женщины старой закалки, которых я встречала в гостинице, — это еще советская формация. Но, несмотря на это, белорусы — европейская нация. Мне кажется, даже страны Балтии куда ближе к России в ментальном плане, чем Беларусь.
