В периодическом издании «Беларускі Гістарычны Агляд» вышла рецензия Елены Марковой — чешской исследовательницы белорусского происхождения — на книгу Пера Андерса Рудлинга «The Rise and Fall of Belarusian Nationalism, 1906—1931» («Взлет и падение белорусского национализма, 1906—1931»). Она не только дает возможность обогатить свои знания об истории Беларуси 1920-х (Маркова специализируется на белорусизации), но и заставляет задуматься о некоторых причинах современного состояния белорусского культуры.
Книжка шведско-американского историка вышла в 2015 в США, в издательстве Питтсбургского университета.
Исследователь пытается показать, как «несколько сотен интеллектуалов» в начале ХХ века вообразили для себя и спроецировали на карту мира Беларусь, которая анализируется в книге как «пограничная территория, социальный проект и политический инструмент». Несмотря на то, что «деятельность по воображению» Беларуси стартовала весьма поздно и в неблагоприятных условиях и долгое время не находила должного отклика среди целевой аудитории (белорусскоязычного крестьянства), стечение политических обстоятельств в 1918—1920 гг. позволило сформироваться белорусскому государству.
Рудлинг замечает с интонацией, напоминающей рассказ Михаила Булгакова «Киев-город»: за эти три года белорусскую государственность провозглашали как минимум 6 раз (ср. «по счету киевлян у них было 18 переворотов»).
Рудлинг пытается выяснить, почему белорусский национализм проявил именно ту динамику, которую он проявил; причинами он называет кодифицированный до 1918 г. национальный язык, малую популярность национальной программы в городах и малый социальный капитал белорусских возродженцев.
Рудлинг предлагает читателю череду конкретных исторических эпизодов и причин, которые повлияли на динамику этого «воображения» и его социального осуществления. Немецкая оккупация Беларуси в 1915 г. привела к формированию модерновой администрации и белорусскоязычной школы, Версальский договор похоронил идеи федеративного политического устройства бывшего ВКЛ, что вынудило политические группы прийти к этнически очерченным политическим проектам; геополитическая ситуация после 1921 года, политика Пилсудского и Сталина (в меньшей степени — Литвы) также воздействовали на развитие белорусского национализма.
Важнейшим внешним фактором в истории белорусского национального движения становится, однако, украинский прототип — по Рудлингу, белорусские националисты наследовали своим украинским коллегам.
Чтобы как можно понятнее разъяснить западному читателю белорусскую ситуацию, шведский историк ссылается на схему развития национальных движений Мирослава Гроха и предлагает периодизацию белорусского национализма по этой схеме. Первые две фазы (фазы А и В) чешского исследователя подразумевают научный интерес и стадию национальной пропаганды, третья (С) — массовую мобилизацию под знаменами национализма, четвертая (D) — создание национального государства. Рудлинг датирует третью фазу в белорусском национализме периодом 1920-х, связывая ее с белорусизацией в БССР и успехом Громады в Польше. Исторические условия периода 1906—1931 годов служат Рудлингу основанием для объяснения текущей белорусской ситуации, связанной с наличием нескольких, несмотря на их внешнюю взаимную враждебность, взаимно обусловленных, как считает автор, национальных проектов.
Книга получила хорошую критику в западных изданиях.
Наиболее важные отзывы, опубликованные по-немецки (автор — Феликс Аккерман) и по-английски (Саймон Льюис), исключительно высоко оценили исследование — как читабельную работу, снабженную большим количеством ссылок (Аккерман) или даже как «утонченное и многогранное исследование» (Льюис). Льюис особо подчеркивает, что наиболее важное преимущество работы в диапазоне использованных в ней архивных источников.
В свою очередь Маркова, концентрируясь в своем отзыве на анализе 1920-х годов, убедительно указывает на многочисленные недостатки и искажения, которые автор допустил в монографии.
Эти недостатки имеют весьма выраженные (но неумышленные, надо полагать) точки соприкосновения с повесткой некоторых идеологических течений в Беларуси.
В частности, многие утверждения Рудлинга напрямую совпадают с «черносотенной» интерпретацией истории БССР 1920-х годов. Яркие примеры такого подхода можно найти на сайте «Спутник и погром» или его белорусском аналоге zapadrus.su.
Упомянутые утверждения сводится к тому, что в 1920-х годах большевики, дабы ослабить враждебный им русский народ (за этим часто скрываются идеи о том, что большевизм был навязан богобоязненной России евреями), расчленили его на три части и стали навязывать исконно русскому населению Западной России белорусский язык и литературу. И навязали, как недавно нехотя и недовольно признал Всеволод Шимов.
В истории с Марковой и Рудлингом обращают внимание не только эти коннотации чисто академической дискуссии, имеющей солидный и богатый фон в современной гумманистике. (Один из ключевых вопросов для конструктивистского понимание нации — действительно ли нацию можно создать из неважно какого сообщества на основе размежевания неважно по каким параметрам — может плодотворно обсуждаться на белорусском материале. Хороший пример — рецензия Мирослава Гроха на монографию самой же Марковой; см. Ab Imperio, 2013, №3.) Важно обратиться также к проблеме включения белорусской проблематики в повестку дня мировой науки, в частности, западной академии. Очевидно, что Беларусь по сей день остается белым пятном на карте Европы, причем, возможно, наиболее белым — на ее интеллектуальной карте. Белорусская интеллектуалистика не производит или почти не производит конкурентоспособных на мировых символических рынках текстов, сюжетов и дебатов, что не может не огорчать.
А рецензия Марковой, как мне показалось, идеально подошла бы по своему уровню какому-либо престижному западному журналу. Дело в тематике, в ясности аргументов: они не «герметичные», как это часто бывает вследствие малой известности белорусской культуры даже в нашем регионе, не говоря уже об остальном мире, а вполне доступные восприятию не вовлеченного в белорусский контекст читателя.
Текст Марковой дает белорусские ответы на вопросы, которые можно было бы поставить в отношении многих стран, причем не только советских.
В этой связи стоит обратить внимание на исследовательский проект швейцарского историка Штефана Риндлисбахера (Rindlisbacher) «Определение и перенесение границ в Советском государстве, 1918/1922—1936» (университет Берна). Если параллельно читать доклад с изложением этого проекта и рецензию Марковой, невозможно не удивляться, насколько близки поднятые в обеих работах проблемы и сюжеты: коренизация, сопротивление и инструментализация национального вопроса, и множество натуральных совпадений в ссылках. (Риндлисбахер конкретизирует: «…режим надеялся обуздать вероятные очаги национальных конфликтов и одновременно иметь в дальнейшем возможность активизировать национально коннотированные интересы как внутри- и внешнеполитические ресурсы», он ссылается при этом на описанный Т. Мартином «принцип Пьемонта» и на статью швейцарской исследовательницы Marina Cattaruzza.)
Проблема здесь даже не в том, что швейцарский историк берется изучать Украину, Кавказ и Среднюю Азию, а изучать Беларусь не берется. И даже не в том, что Belarusian Studies выступают как «отчасти эзотерическое поле» (Льюис). Не в том, что западные исследователи «нечасто имеют возможность прочитать книгу, которая концентрируется лишь на Беларуси» (так в небольшой реплике на книгу Рудлинга написала Аманда Свейн). Это все констатации. Они полезны, чтобы яснее представлять состояние. Проблема же, кажется, в правильной формулировке вопроса.
Почему белорусских историй нет в повестке дня мировой политики и культуры? Существует много объяснений — от описанного Кундерой «похищения Восточной Европы» до теории «тени Украины», в которой (тени) оказалась Беларусь сегодня. Факт остается фактом: восточноевропейских историй множество, The Grand Budapest Hotel, и все как одна звучат. А наша все еще не звучит.
Читайте также:
БНР, Балахович, БСРГ: западная точка зрения
* * *
Антон Левицкий. Род. 1993. Магистр исторических наук. Специализация — история Беларуси второй половины ХХ века. Окончил Лицей БГУ, изучал историю и политологию на историческом факультете БГУ и в Лейпцигском университете в Германии. Родом из Поляниновичей (Быховский район Могилевской области).
