Все-таки рожденные в Беларуси люди — книжный народ. Будь то профсоюзный деятель, или философ, или даже секретный сотрудник спецслужб — каждому из них было важно оставить после себя книгу — автобиографию или какие-либо воспоминания. Вот и эта книга — «Дом — не дом» (в оригинале «A house is not a home») — тоже написана человеком, для которого Беларусь была малой родиной…

Наверное, не всеми земляками стоит гордиться, но и забывать о них никак не приходится. Тем более что на этот раз речь пойдет о женщине, а их роль в истории — и не только эмиграционной — остается в тени мужских поступков. Даже если поступки те довольно неоднозначные с моральной точки зрения, как, например, убийство бомбой российского императора одним нашим знаменитым земляком.

В американской литературе и в сети страной рождения нашей героини называют или Россию, или Польшу, хотя в своей книге авторша пишет довольно недвусмысленно, в соответствии с тогдашней терминологией, о месте, где увидела свет: White Russia. Произошло это 16 апреля 1900 года в Янове (сегодня Иваново Брестской области).

По яновским стандартам семья жила неплохо: большой дом, наполненный воздухом и светом, немаленький сад с цветами и фруктовыми деревьями, хлев с живностью.

Отец Изидор, портной, был человеком эмоциональным, с большими планами и никак не меньшим мнением о себе самом. Место жены он видел исключительно на кухне или с детьми, и Сара, мать нашей героини, жила именно между этими двумя комнатами. Девушка… но мы все еще не назвали ее имени, так вот — Перл была старшей в семье; после нее Бог подарил родителям еще одну девочку и аж семь мальчишек.

В автобиографии «Дом — не дом», изданной в 1953 году под именем Полли Адлер, об отце говорится с юмором Менделе-книгоноши. В свою первую одиссею он выправился, когда дочери был лишь год, — в Америку, которую яновцы называли Goldine Medina — золотая земля. И хотя пробыл там всего несколько месяцев, этого хватило, чтобы вернуться назад специалистом во всем, что касалось этой страны.

В течение последующих лет он посетил также Варшаву, Берлин и снова США — и стал авторитетом абсолютно во всем.

Эти путешествия не принесли ни золота, ни денег, зато дали достаточно материала для бесконечных рассказов-травелогов — и поскольку редко кто из местных жителей бывал даже в Пинске, отец всегда имел благодарную аудиторию.

«Я получила в наследство много черт своего отца — его несдержанность и вспыльчивость, его предприимчивый и пытливый характер, его упорное нежелание довольствоваться вторичным. Мне кажется, что в довольно раннем возрасте я начала отождествлять себя со своим отцом — если под отождествлением понимать то, что я предпочитала такую роль в жизни, которая бы не ограничивала мой кругозор пределами Янова и не закрывала бы меня в рамках кулинарии, вышивания, уборки в доме и рождения детей. Я не хотела быть человеком, который всегда со всем соглашается, постоянно находится в тени и вечно отодвинут на второй план. Я хотела выйти и увидеть мир, общаться с людьми и высказывать свое мнение.

Сколько я себя помню, у меня всегда было сильное желание получить образование. Когда мне исполнилось двенадцать, все мои планы на будущее зависели от того, получу ли я стипендию на обучение в гимназии в Пинске. Я знала, что получить ее непросто, ведь на еврейских детей из Янова давалась только одна стипендия, и обычно ее давали только мальчикам. Но я не теряла надежды и обратилась за помощью к самому умному и образованному человеку в деревне — раввину. Каждый день после школы он учил меня русскому языку, еврейской истории и математике, и после года интенсивной зубрежки моя голова была так забита различными знаниями, что хорошо, что у меня не было шляпы, так как она не налезла бы мне на голову.

Какой соблазн сказать, что тяжелый труд и упорство окупились и что все жители нашего городка приветствовали меня и плакали от радости, что эту стипендию мне вручил сам Распутин (он же не поедет в Янов только для того, чтобы опровергнуть эту информацию). Но правда заключается в том, что я никогда так и не узнала, получила ли стипендию, так как в тот день, когда оглашались результаты, я уже была далеко в дороге, которая вела отнюдь не в Пинск».

Отец всегда тешил себя мечтою с семьей переселиться в Goldine Medina, но пока что решил вперед выслать свою старшую дочь. Отцовское слово — закон, который не тронут материнские слезы, и 12-летняя девочка из Янова оказалась одна в Америке.

Первой остановкой стал городок Holyoke, штат Массачусетс. Здесь в семье друзей знакомых ее согласились принять, кормить и ухаживать — пока из Янова не начнут приходить деньги на содержание. Дела в школе пошли очень хорошо, и, казалось, мечта об обучении была уже на горизонте, как началась Первая мировая война. Связь с родителями прервалась, а с ней — и финансовая помощь. Перл вынуждена была оставить школу и устроиться на фабрику, но не могла больше жить с людьми, у которых, как говорила, течет в жилах рыбья кровь. Она перебралась к родственникам в Бруклин, где нашла работу на другой фабрике и могла дальше идти к своей цели. Правда, чтобы сэкономить деньги на обед, надо было от фабрики до школы идти пешком одну милю и столько же от школы домой. Наверное, где-то в это время она американизировала свое имя на Полли.

1917 год встряхнул и перевернул мир не только на просторах ее старой родины и новой — Америка объявила о своем участии в войне — но и мир самой Полли: мастер с новой фабрики пригласил ее на свидание и изнасиловал.

Девушка забеременела, единственным выходом из ситуации было сделать аборт. «Это изменило меня, — писала она. — Я потеряла сердце, у меня больше не осталось надежды».

Неудачи полюбили Поли: стоило ей впервые в жизни по приглашению нового знакомого (будущей звезды Бродвея, не меньше, — Гарри Ричмана; кстати, его родители также происходили с просторов царской России) посетить ночной клуб, попробовать алкоголь и явиться к нему немного выпившей, как высоконравственные родственники, которым это не понравилось, приказали покинуть дом. В ту же самую ночь.

Подводя итоги своей первой американской пятилетки, Полли писала в автобиографии: «Пока что я ничего не достигла в этой стране. Мне не удалось получить образование. Я, возможно, вернусь домой. Я потеряла девственность, репутацию и работу. Все, что я получила, — это то, что я стала взрослее».

Изменения произошли в 1920 году. Поменяв несколько работ, встретив новых знакомых, от одного из них она получила неожиданное предложение: ей будет оплачиваться квартира, если там можно будет время от времени встречаться с любимой женщиной.

Полли согласилась — и стала хозяйкой двухкомнатной квартиры на Риверсайд. А это вам не Бруклин. Когда же та любовь закончилась, Полли получила другое предложение: подыскать новую женщину. За труды сама будет иметь 50 долларов, а та женщина — 100.

Так началась карьера, относительно которой у Полли не было никаких иллюзий:

«Все произошло случайно — я совершенно неожиданно стала «мадам». Тогда я и не думала об этом как о карьере и не считала себя «мадам». Мне казалось тогда, что я просто помогаю людям — ведь действительно, это же не я придумала секс. Никто не был обязан приходить в мою квартиру, если не хотел этого. Я действительно делала им одолжение — так я считала».

Жизнь изменилась. Полли могла наконец себе позволить вещи, о которых раньше только мечтала: в первую очередь не новые платья и юбки, а возможность высыпаться. Хотя для клиентов, способных платить по немалому тарифу, она была к услугам все 24 часа.

Полли наняла на работу трех женщин; стало городской легендой, как она оберегала и охраняла своих девушек.

Своих — поскольку это были единственные близкие ей люди, ведь собственной семьи она так никогда и не получила: «Я не могла жить, как другие женщины, потому что моя работа всегда была на первом месте. Нельзя надеяться, что мужчина пригласит на романтическую встречу женщину, которая не может думать ни о чем другом, как о своей работе, даже если сейчас выходной день и у нее веселое настроение. Таким образом, я решила, что лучшее, что я могу сделать в таких обстоятельствах, — это забыть о своей частной жизни, закрыть ее в холодильник, и пока я работаю «мадам» — не доставать ее оттуда».

Бизнес спорился, и весной 1921 года Полли имела достаточно, чтобы попробовать себя в чем-то легальном. Вместе с подругой она открыла магазин белья на Бродвее — и менее чем за год обанкротилась. Ничего не оставалось, как вернуться к апробированному. Только на сей раз Полли решила стать «лучшей… «мадам» в Америке».

На этот раз она пригласила декоратора, и бордель был оборудован в стиле Людовика XV и XVI, а стены окружали шкафы с книгами. В штат были взяты не только девушки, но и повар, горничная и даже парикмахер.

Со временем место превратилось в клуб, где женщины далеко не обязательно являлись самым сильным магнитом; сюда приходили выпить коктейль, сыграть партию в карты да и просто провести время в приятных беседах. Посетители разнились: от гангстеров до политиков, от писателей (которые и помогали Полли в пополнении библиотеки) до звезд Бродвея; даже тогдашний мэр Нью-Йорка Джеймс (Джимми) Уолкер знал сюда дорогу. «Вечером у Полли» — таким был пароль у местной элиты.

Влиятельные знакомства, в том числе среди судей и полицейских, не делали Поли Адлер неприкасаемой.

Ее арестовывали 17 раз.

Один раз она даже сбежала в Майами (Флорида), чтобы только не выступать в суде с показаниями против некоторых своих клиентов-гангстеров. Правда, через полгода она не выдержала и вернулась в Нью-Йорк, но в суде все отрицала до конца — и тем самым сохранила себе жизнь.

Последний раз она была арестована во время кампании нового мэра города Фьорелло Ла Гуардии, и то был единственный случай, когда судебный приговор имел не только денежное измерение, но и тюремный срок, правда, только на 30 дней, из которых она отсидела 24.

Полли Адлер оставалась в бизнесе до начала 1940-х годов.

В 1941-м наиболее известная и успешная мадам в истории Нью-Йорка перебралась в Калифорнию, где в свои 50 лет наконец осуществила детскую мечту — закончила школу и записалась в колледж. В 1953 году она выпустила автобиографию, которая стала абсолютным бестселлером в Америке. В 1964-м по книге было снято кино и написана одноименная песня, но Полли этого уже не увидела и не услышала: она умерла в 1962 году.

Осталась книга о неординарной, непростой жизни сильной, талантливой женщины в сложных условиях борьбы за место в мужском мире. Название автобиографии стало крылатым изречением, которое и по сей день используют писатели и журналисты, а цитаты из книги разошлись по многочисленным публикациям и исследованиям, касающимся истории эмиграции и феминизма.

«Я — одна из тех людей, которые не могут не получать удовольствия от жизни — даже если я получаю по зубам».

«Женщины, которые выходят замуж не по любви, а от алчности — чтобы муж оплачивал счета, чтобы заполучить богатый дом, дорогую одежду и ценные украшения, женщины, которые выходят замуж, чтобы сбежать с нелюбимой работы или убежать от неприятных родственников, или чтобы люди не называли их «старая дева» — вот они и есть настоящие проститутки, хотя их так и не называют. Единственная разница между ними и моими девочками — это то, что мои девочки отрабатывают каждый цент, полученный от мужчин».

«В конце концов все это сводится вот к чему: бакалейщик, мясник, пекарь, торговец, домовладелец, аптекарь, продавец алкогольных напитков, полицейский, врач, мэр города и политический деятель — вот они, эти люди, и делают деньги на проституции, именно они зарабатывают настоящие деньги, наживаюсь на этом грехе».

«Я не могу ничего сделать со своей репутацией — ну что ж, хорошо: тогда я буду соответствовать ей».

«Ваше сердце часто понимает что-то, прежде чем ваш разум начинает это понимать».

«Не степень бакалавра делает из человека писателя, а то, что человеку есть что сказать».

Клас
Панылы сорам
Ха-ха
Ого
Сумна
Абуральна

Хочешь поделиться важной информацией анонимно и конфиденциально?