С августа психологи обработали около 1070 запросов на помощь. Еще десятки или сотни людей самостоятельно обращались с новыми для себя травмами к частным специалистам. Рассказываем, что чаще всего волновало и волнует белорусов. И сможем ли мы однажды преодолеть коллективную травму.
* в целях безопасности все специалисты, с которыми мы общались, попросили сохранить их анонимность
«Среди клиентов есть дети, у которых родители в тюрьме — они стали непослушными»
Психологи честно признаются, что, как и многие другие белорусы, были не готовы к тому уровню насилия и репрессий, которые вылились на людей в прошлом году. Лишь единичные специалисты имели опыт кризисной помощи и работы с острыми травмами. Однако основная масса никогда ранее не сталкивалась с кризисными последствиями массовых пыток, милицейского произвола. Все белорусские специалисты в ускоренном темпе самообразовывались: коллеги из-за рубежа (Латвии, России, Израиля, Грузии, Украины) организовали бесплатные онлайн-вебинары.
Одна из специалисток, которая непосредственно занималась распределением заявок по конкретным психологам, рассказала «Нашей Ниве», какие категории граждан звонили на горячую линию Probono.
«Это, безусловно, те, кто пострадал от физического и сексуального насилия. И тот, кто все же решался обратиться за помощью, часто просил найти специалиста за границей в целях дополнительной безопасности. Индивидуальные и групповые сессии проводились с сидевшими сутки (иногда несколько раз), кто был задержан и получил штраф. Также к нам обращаются родители политзаключенных, которые переживают за детей, не могут есть и спать, жены-сестры-братья, с близкими которых произошла беда. Есть среди клиентов и дети, у которых сидят родители. Из-за этих событий они стали хуже учиться, стали более невнимательны и расстроены, не хотят договариваться, не слушаются. Если при детях устроили обыск, это тоже очень травмирует психику. Кроме этого, есть категория граждан, которая непосредственно не пострадала, но их выбивает из колеи даже просто чтение новостей: стало тяжело работать, концентрироваться на бытовых вещах, слезы на глазах, растет тревожность, нарушается сон».
Трогательная встреча Левона Халатряна с сыном после полугода заключения.
Отдельно психологи работают с судебными волонтерами и теми, кто дежурит у изоляторов, документаторами, журналистами. Все они, правда, не очень охотно обращаются за помощью, так как отчасти уверены, что могут совладать самостоятельно и что хватает тех, кому помощь куда более актуальна.
Люди выходят из Окрестина. Фото Надежды Бужан.
От чего конкретно страдают белорусы?
Психологи выделяют целую группу наиболее распространенных проблем:
- тревожность, депрессия, растерянность (причем у людей, которые раньше были психически здоровыми);
- чувство вины в различных формах (например, белорусы, которые не были в августе в стране, очень переживают, что не смогли быть вместе со своими соотечественниками в важный момент), попытка найти себе место в происходящих событиях;
- конфликты с родственниками и другими людьми с противоположными взглядами на протесты и политику;
- адаптация в результате переезда в другую страну;
- бессонница;
- экзистенциальный кризис: потеря смысла жизни, веры в безопасность мира, правосудие, справедливость, разрушение системы ценностей.
Фото Надежды Бужан.
«Одним из самых серьезных последствий насилия в РОВД или в изоляторе, который мы наблюдаем, являются психологические травмы, на переработку которых может потребоваться очень много времени. В большинстве случаев наша психика способна справиться со стрессовым событием, переработать его самостоятельно. Но если стресс больше внутренних ресурсов, справиться очень трудно и нужно обращаться за помощью. Осложняется ситуация у людей, которые сами по себе более тревожные и сердобольные, кто уже имел какие-то травмы в прошлом. И хорошо, когда пострадавшего после изолятора встречают близкие, друзья, он может почувствовать поддержку, его воспринимают как героя — это иногда срабатывает как перина. Через некоторое время после событий становится понятно, обработала ли психика тяжелые переживания самостоятельно. Если человек через несколько месяцев не возвращается в свое нормальное состояние, нужно обращаться к психологу, а в некоторых случаях к врачу. В самом худшем случае может сформироваться посттравматическое стрессовое расстройство либо другие расстройства адаптации. В таких случаях потребуется не только работа с психологом, но и медикаментозная поддержка», — говорят специалисты.
Сколько времени потребуется, чтобы вернуть человека в норму, — сказать почти невозможно. Ситуация осложняется тем, что мы продолжаем жить в стрессовых событиях.
«Обработать травматический опыт можно вполне только тогда, когда ты в безопасности. А мы подчищаем «хвосты» от травм, а происходят все новые», — комментируют психологи.
«Нам предстоит интегрировать в общество насильников, и это еще труднее»
В отдельную группу ненормальных последствий попадают известные многим страхи. Психологи упоминают топ основных из своего наблюдения:
- Страх любых милиционеров-даже гаишников. Белорусы потеряли доверие к людям в форме и ждут подвох от каждого представителя системы.
- Боязнь людей в черной одежде и темных бусов.
- Страх хранить дома наличные деньги, ведь к тебе могут прийти с обыском и забрать их.
- Сомнения по поводу безопасности прогулок в белой и красной одежде, за которую могут задержать.
Среди кейсов, с которыми пришлось работать, специалисты выделяют несколько наиболее сложных для них историй. Психолог Марина рассказывает:
«Для меня все история ужасны. Но выбивает из себя, когда люди, которые просто могли выполнять свою работу, специально делают так, чтобы условия заключенных становились хуже: не выключают ночью свет, забирают матрасы, не водят в душ, не дают прилечь на нары днем и так далее. Чтобы нормально жить в изоляторе, ежедневно приходится унижаться. Поведение современных конвоиров, милиционеров недопустимо, но легко объясняется с точки зрения психологии. У всех нас есть природа агрессии и жестокости. И эксперимент Стэнли Милгрема о подчинении доказал, что, если у человека нет ответственности за его поступки, он способен на многое. Логика такова: «Начальник отдал приказ, не ты принимал решение бить, тебе просто выдали дубинку». Люди получили власть и осмысление безнаказанности и кайфуют от этого. А чтобы пойти наперекор начальству, нужно иметь очень высокий уровень развития личности, чем могут похвастаться далеко не все силовики».
Фото Надежды Бужан.
Силовики и сотрудники изоляторов, категория насильников, к инициативам и психологам, с которыми мы общались, пока что не обращались. Но специалисты уверены, что эта часть населения будет нуждаться в помощи (и уже нуждается, просто не признается себе в этом) еще больше, чем протестующие, жертвы.
«Пока что это категория граждан якобы тень нашей страны, зло и чернота. Но ее предстоит интегрировать в здоровое общество, и это очень важный момент, который пока упускается психологическими сообществами. Об этом нужно будет думать и решать, как с ними можно было бы работать, как сложно бы кому-то не было принять на сеанс условного омоновца».
Фото Надежды Бужан.
Частный специалист Александр в числе тяжелых кейсов упоминает следующие:
«Есть клиенты, которые испытывают чувство вины, потому что их били не так сильно, как других. Другая девушка, которая пострадала на Окрестина, вышла оттуда героиней, и в этом смысле все было нормально, но она жаловалась на тех, кто делает мало, на людей, которые боятся и выбирают себя, ее это сильно задевает. Очень тяжело работается с парнем, который еще в августе уехал из страны в целях безопасности, въезд в Беларуси ему запрещен. Он оставил всю жизнь здесь, поддержки от близких нет, переживает депрессию и отчаяние».
«Геноцид невозможно стереть из памяти»
Психологи уверены: то, что происходит сегодня, так или иначе затрагивает почти каждого белоруса, даже если он не участвует в активизме, а пассивно читает новости. Белорусы получили коллективную травму, которую придется долго перерабатывать, как было с нашими предками после Второй мировой войны (причем с несколькими поколениями).
«Современные родители теряют «почву под ногами», потому что не могут обеспечить детям нужный уровень базовой безопасности. Дети и подростки вынуждены или быстро взрослеть, или регрессировать в прежний психологический возраст, когда «все было хорошо». Оба варианта нарушают нормальное психическое развитие, что неуклонно скажется на будущем. Травмированная молодежь передаст эту информацию на генетическом уровне своим детям. В самом «легком» варианте новое поколение будет рождаться со склонностью к безынициативности, с повышенной тревожностью, эмоциональной неустойчивостью, скорее будет проявляться «синдром выученной беспомощности» (нельзя ничего изменить, поэтому можно ничего не делать вообще, и это будет касаться самых разных сфер), — делится психотерапевт Елена.
Во всем этом негативе собеседник Александр видит потенциальный позитивный момент, который возможен, если белорусы все же добьются справедливости.
«Если победа произойдет, я верю, что наш опыт может стать очень ресурсным для нации. Мы почувствуем новый приток силы и веры в себя. Это поможет верить в себя и на других, бытовых уровнях».
Согласна с ним и Елена:
«Геноцид, конечно, невозможно стереть из памяти. Но то, что нас не убивает, делает сильнее. После таких страшных травм нация быстро взрослеет и обретает невероятную устойчивость».
