Tut.by
Первой Катя позвонила дочери Даше и попросила у нее приготовить любимые сырники, а маме заказала котлеты. На улице сильный дождь, но, говорят, это хорошая примета.
— Белая сирень, какое все зеленое, — не сдерживает эмоций Катя, глядя по сторонам.
В гомельскую колонию нашу коллегу привезли три дня назад. Этой ночью, говорит Катя, она впервые выспалась, хотя проснулась, конечно, рано — очень ждала освобождения.
— Меня заранее предупредили, что сегодня утром я выйду, поэтому с 4—5 утра я ждала, когда меня позовут — и всё, выйду на свободу, — бодрым голосом рассказывает Катя. — Я до этого переболела, но занималась спортом, час в день, как положено, дышала свежим воздухом.
— Чего сейчас хочется больше всего?
— Обнять близких и родных, съесть маминых сырников и борща. А еще сильнее всего хочется поехать в свою деревню и выращивать цветы. Кстати, в колонии я попросила себе хоть какую-то работу. Мне дали высаживать календулы и васильки. Получила невероятное удовольствие.
На три дня Кате выдали специальную форму — симпатичное платье в цветочки, пиджак, косыночку и телогрейку, на случай, если будет холодно.
После освобождения Кати журналисты сразу отметили, что справа на майке у девушки желтая нашивка с ее фамилией.
— Это значит, что ты политзаключенная? — спросили мы.
— Это значит лишь то, что я содержалась в колонии, — пояснила журналистка. — Я ее [желтую бирку] сама пришивала.
Когда Катю этапировали из Жодино в Могилев, а потом из Могилева в Гомель, ее перевозили наручниках. Но при этом сотрудники были максимально корректны.
Не могу сказать, что ко мне было какое-то особое отношение, — ответила Катя. — Но у меня была коричневая карточка, как у человека склонного к экстремизму. Всех таких заключенных перевозят данным образом. Со мной были две женщины, которые осуждены за убийства. У них сроки 9—10 лет. Они шутили, что ехали просто, покойно, а я как экстремист (или склонная к экстремизму) ехала в наручниках.
