— Сначала было, конечно, непривычно — эта комнатка, пять кабинок, стекло, решетка и телефон, через который тебе с братом надо разговаривать. Но Павла было хорошо видно, и скоро я уже перестала обращать внимание на то, в каких эта встреча проходит обстоятельствах.
Павел такой нормальный. Лицо, конечно, серое, так как оно уже почти год по камерам, но в целом не подавлено, не какой-то там поломанный — он в хорошем, сконцентрированном настроении выглядит сильнее. Очень видно, что у него внутри идет работа, он обдумывал все, что я говорила. Он включен в инфополе, на все мои свое мнение и некоторые свои мысли мне передал. Я ему, конечно, рассказала, последние новости, но до меня и Олечка у него была, недавно он виделся с адвокатом. К тому же у них есть новости, как он говорит, «с той стороны»: в камеру приходит «Советская Белоруссия», по четыре раза в день им крутят последнее выступление нашего бывшего руководителя. Короче, Павел не сидит сложив лапки, у него много духовной работы, он ей занимается и всем передает привет.
Я довольна тем, что съездила и сделала то, что хотела, — я хотела, чтобы Павел повеселился. Мы не обсуждали его приговор, не говорили ничего вроде: «Ой, семь лет, семь лет…». Здесь все ясно, что здесь обсуждать. Для меня главное было, чтобы у него были информационно насыщенные и эмоционально позитивные два часа. Я старалась посоветовать ему такие штуки, которые никто другой среди новостей ему не расскажет. Рассказывала о лекциях, как люди повернулись к белорусскости, что те, кто раньше совсем не думал о национальном, сейчас проводят хорошие инициативы.
Безусловно, мы с ним поговорили и о книжках, даже коснулись «Братьев Карамазовых» Достоевского. Мы очень смеялись над передачей «Каждый из нас», где наша мама вступила в битву с Петром Петровским. Это была будто наша обычная встреча, когда мы и пошутим, и посмеемся, и обсудим что-то культурное. В какой-то момент, правда, он увидел, что у меня уже и слеза побежала, и голос задрожал, и начал меня успокаивать: «Все будет хорошо! Держимся! Бог все решит!». Я думаю, что я молодец, но Павел, безусловно, молодец тысячу раз.
Он среди прочих рассказал мне такую метафорическую историю. Я не знала, что когда Павел сидел на Окрестина, в ночь с 9 на 10 августа он слышал то, что там происходило. Оказывается, к нему в камеру тогда набросали тех, кто ждал депортации, — наверное, освобождали места, и они всю ночь слышали стоны и крики. Как Павел сказал, «стены тряслись». Он понял, что происходит, и начал молиться за тех, кого бьют. Молился, молился, а люди все кричат, стонут, стонут. И тогда он начал молиться за тех, кто бьет, — и крики утихли.
