Спросили у белорусов, которые не первый год живут в России (и в том числе ехали туда за лучшими зарплатами), что для них изменилось и каким образом они будут реагировать на новую реальность.
Москва
Елена С.: «Когда ходишь по одним коридорам со Скабеевой, Киселевым, Соловьевым, это чем-то отдает таким, что мне не нравилось»
Елена переехала в Москву около девяти лет назад. Решила, что хочет заниматься прозой, и поступила в литературный институт имени Горького.
«Остаться цели не было, но там я завела друзей, встретила будущего мужа — все закрутилось», — рассказывает девушка.
Елена работала редактором и продюсером на радио «Культура», но уволилась оттуда в марте по причине войны, развязанной в Украине:
«Несмотря на то, что это была продвинутая и симпатичная радиостанция и мы правда делали клевые программы, это все же ВГТРК. Когда ты ходишь по одним коридорам со Скабеевой, Киселевым, Соловьевым, это чем-то отдает таким, что мне не нравилось».
Зарплата по ВГТРК у собеседницы была средняя: 45 — 48 тысяч рублей ($554 — 578, здесь и далее — по сегодняшнему курсу. — «НН»), она никогда ее не устраивала, потому что жизнь в Москве дорогая. На продукты уходило около 20 — 25 тысяч в месяц ($225 — 281). За аренду отдавать не приходилось, потому что у мужа есть квартира.
Фото: yandex.ru
«Сегодня мы стали жить беднее, и не только потому, что я уволилась. Даже на мои почти 50 тысяч рублей ($564) уже не так много чего купишь. Пару месяцев назад ты на тысячу мог на раз закупиться в магазине, а сейчас нужно минимум 1 700 ($20,91)».
Искать работу в новой реальности женщине сложно:
«Идти на собеседования, перед которыми тебя заранее предупреждают почистить фейсбук, — такого я делать не буду. Мне важно, чтобы человек, который будет нанимать меня, принимал мою антивоенную, антиимперскую, антимилитаристскую, проукраинскую позицию. Плюс до недавнего времени ты мог читать в России репортажи Костюченко в «Новой газете», это о многом говорило, а с войны Путин закрыл все. Сейчас в России остаются медиа с текстиками непонятно о чем, а профессиональной, адекватной, серьезной журналистики нет».
«Мой муж-россиянин сказал очень правильную вещь: «Надо выблевать все имперское, что у тебя есть»
Муж Елены — россиянин, и они много говорят о политике. Никто из них до последнего не верил в вероятность войны.
«Хорошо помню ту ночь с 23 на 24 февраля. У меня были проблемы со сном, я окончательно проснулся где-то в 6, открыла новости и, кажется, сильно материлась — от этого проснулся муж. Я из тех, кто считает, что большая часть населения России поддерживает войну в Украине, называя ее «спецоперацией», верят, что там живут «нацики». Корень проблемы лежит в пропаганде.
Ну, и имперское сознание — оно все не отрефлексировано никак. Когда начинаешь разговаривать со знакомыми о русификации белорусского языка, например, они уверенно говорят, что это не язык, а придаток к русскому. Однажды мой муж сказал очень правильную вещь: «Надо выблевать все имперское, что у тебя есть». Россиянам это нужно позарез, это то, что их отравляет. В этом плане в России страшнее и хуже, чем в Беларуси, ведь у нас люди в 2020 году проснулись и не засыпали, хотя сейчас и нет каких-то активных действий».
Протест на улицах Питера
«Я думала о ребенке, но после этой войны, кажется, никогда не позволю себе думать об этом…»
Самое горькое сегодня для Елены в России — отсутствие протестов против войны.
«Я открываю фейсбук, а там люди вернулись к обычной жизни, потому что они «устали от войны». Серьезно? Скажите это украинцам. Я думала, что мы, активные люди, которые не поддерживают войну, смогут что-то остановить, но мы, к сожалению, в меньшинстве.
Даже тот, кто молчит, на мой взгляд, так или иначе помогает российской власти чинить эту войну. Я понимаю, что нам с мужем нужно бежать из России. Мы не какие-то революционеры, но свобода — это базовая потребность. У нас достаточно непростое материальное положение, две собаки, но мы будем готовиться. Если Украина откроет границы и если ей нужно будет помогать отстраивать города, я бы записалась в такую историю», — говорит Елена.
До войны пара имела планы: сделать ремонт на кухне, запустить музыкальную часовую программу о русскоязычной инди-сцене на радио.
«Я думала также о ребенке, но после этой войны, кажется, я никогда не позволю себе думать об этом… Единственное стабильное, о чем нам говорили, — «лишь бы ни было войны». Это для меня было фундаментом. И сейчас все фундаментальное будто рухнуло», — не скрывает девушка.
Сочи
Слава Thisset: «Россия и Беларусь — самые безопасные места для нас в данный момент»
Фото: личная страница во ВКонтакте
Вместе с матерью и двумя сестрами Слава переехал в Сочи из Минска около семи лет назад. Семье хотелось жить ближе к природе.
«Мать продала две квартиры в Беларуси и купила в Сочи, поэтому было проще. Но все равно первое время были слезы, что ничего на новом месте не получается. В итоге все стабилизировалось — сестры пошли в школу, мать встретила мужчину, мы привыкли к России и южному климату», — вспоминает Слава.
На первые месяцы молодой человек нашел работу дизайнером в офисе, а после начал работать сам на себя, зарабатывая на жизнь фотографией, 3D-графикой. Он известный кибер-художник.
«Разницы в ценах на продукты не заметил — здесь все, как в Беларуси, только рестораны дороже. А если ходить на рынок, то вообще выгодно и дешево. Тот же инжир растет на улице, я не раз срывал его просто так и набирал пакетами. Я сам сейчас живу в поселке между Сочи и Адлером, и здесь все основные закупки происходят на рынке — люди продают свои овощи и мясо куда дешевле, чем в гипермаркетах. И цены здесь никто в последнее время не поднимал», — рассказывает парень.
Главной проблемой для собеседника после 24 февраля стали проблемы с карточками и оплатой профильных программ:
«Начали ограничивать программы, в которых я работаю — 3D софт, пакет Adobe — уже нельзя продлевать подписку российскими карточками. Я даже думал на какое-то время уехать из России, чтобы просто продолжить работу. Но решил остаться — нашел способы оплаты, включая украинских друзей. Они просто дают мне данные карты, и я их ввожу. Конечно, работает все не очень стабильно, но все возможно, пока есть VPN. Apple Pay тот же не работает, но есть Yandex Pay».
Одна из работ Славы
Теперь Слава не планирует никуда уезжать:
«Я посмотрел на ситуацию в Европе, как там к русским и белорусам относятся, и решил, что Россия и Беларусь — самые безопасные места для нас в данный момент, чтобы избежать какого-то буллинга. На Behance у меня обозначена Локация «Москва», и сколько мне только онлайн гадостей написали с пожеланиями, чтобы мой дом сгорел».
Санкт-Петербург
Анна: «Мы никогда не думали, что в России надолго»
Анна перебралась вместе с возлюбленным в Питер восемь лет назад: муж поступил туда на режиссуру, после она сама пошла в магистратуру.
«Мы никогда не думали, что в России надолго. Почему? Было понимание, что здесь небольшая разница с Беларусью в плане свободы, также невозможно делать социальные, политические проекты, высказываться на те темы в искусстве, на которые хотелось бы. А госгранты с каждым годом все отчетливее отдавались на все, что касалось патриотического «ура», прославления русского духа», — комментирует Анна.
Анна вспоминает, что в Минске с работой в театре и агентстве они не могли позволить себе снять жилье.
«В театре тогда платили 100 долларов, моя зарплата была в районе 200, а квартира стоила минимум 250. В Питере на деньги от работы в сфере культуры можно было прожить — не шикуя, но без заимствований. Сейчас мы снимаем комнату в двухкомнатной квартире в центре города, и она стоит в районе 225 долларов».
С 24 февраля жизнь семьи также изменилась:
«Во-первых, я остановила все свои проекты, потому что для меня неэтично заниматься во время войны театром, пусть и социальным. Одно сотрудничество у меня было с банком, и я поняла, что не смогу продолжать его с госструктурой — написала им письмо о прекращении отношений. Во-вторых, возле места, где мы живем, как раз собираются антивоенные митинги, задержать могут всех в радиусе, поэтому после 19.00 у нас начинается почти комендантское время, чтобы нас попросту после задержания не депортировали.
Сейчас, конечно, протесты перешли больше в партизанщину — ленточки по городу, трафареты, листовки, чатики с помощью беженцам. Попыток собраться вместе почти не предпринимается, потому что ОМОН возле той же гостинки дежурит круглыми сутками».
Протестные листовки в Питере
Анна пытается откликаться на все подходящие вакансии, даже не особо квалифицированные, ведь в финансовом плане стало сложнее.
«Кофе Paulig, например, подорожал почти в два раза — с 300 ($3,7) до 600 российских рублей ($6,7). И бренд уйдет с рынка, как и многие другие. Если раньше на неделю можно было купить продуктов на 1 500 рублей ($18,45) (самое необходимое — фрукты, овощи, макароны, кофе и чай, сыр, курица), то сейчас тысяча уходит в никуда — на кофе, сыр и молоко.
Лекарства тоже сильно подорожали. Например, антидепрессанты раньше стоили 2 000 рублей ($24,6), а сейчас — 3 500 ($43), а их хватает на месяц. Препараты против тревожности были 800 ($9,8), а сейчас — 1 500 рублей ($18,45). И получается, можно работать на одни таблетки», — делится собеседница.
«Еще одна проблема — с карточками российских банков. Они превратились в тыкву, ими можно оплачивать что-то только внутри страны. Подписки на иностранные «Нетфликс», «Спотифай», книжки на «Амазоне», зарубежные курсы — все это стало невозможно теперь оплатить самостоятельно.
Аренду пока не повышают, так как много людей уезжает. И мы сами сказали хозяину, что в мае должны уехать — будем двигаться туда, куда белорусам не нужна виза, скорее всего. Даже среди нашего театрального, казалось бы, интеллектуального окружения хватает тех, кто поддерживает войну. У многих знакомых родители не понимают мирную позицию детей, отказываются от них».
Протест на улицах Питера
При всех трудностях пара не захотела вернуться домой, в Беларусь.
«К сожалению, я не чувствую себя там в безопасности. Я достаточно вспыльчивый человек и не уверена, что смогу сидеть там, словно в бункере, никак не реагируя на реальность. Вообще на сегодня мы не видим своего будущего ни в России, ни в Беларуси. Хотя, когда шли белорусские протесты, мы мечтали, что вот вернемся и будем заниматься творчеством,политическими проектами, развивать театральное сообщество, что все изменится», — говорит девушка.
Максим: «Еще год назад я был здесь смелее, мог активничать, теперь сто раз подумаю»
Максим в Питере с 2017 года. Причина была в усталости от образовательной системы, в которой он работал.
«Сначала я работал в клубах и барах, но в итоге судьба вновь занесла меня в привычную сферу: в систему дополнительного образования. Сначала там было очень круто, но приблизительно через три года она догнала то, что уже происходило в Беларуси. Пойти строем проголосовать, выйти на какую-то патриотическую политическую акцию — всегда пожалуйста. И за счет того, что сфера в России более богатая, перед выборами можно было просто так получить 10 тысяч рублей премии ($123)», — рассказывает собеседник.
Питер. Фото: архив Максима
Заработок специалиста всегда варьировался от 60 до 100 тысяч российских рублей (от $738 до $1 230). Денег на жизнь хватало.
«Кстати, когда раньше приезжал в Могилев из Питера, чувствовал себя богатеем, а сейчас цены сравнялись», — отмечает Максим.
Парень обращает внимание на то, что гайки свободы в России закручивались постепенно:
«А сегодня мы видим что флагманам российской журналистики закрыли рты — «Новая газета», «Медуза», Дудь. Любая повестка дня, которая не подходит под «правильный взгляд», зачищается. И если еще год назад я сам был смелее, мог давать, не думая, комментарии СМИ, активничать, то сейчас сто раз подумаю. На мой взгляд, белорусские СИЗО менее опасны для здоровья, чем российские тюрьмы».
Протестные листовки в Питере
24 февраля Максим проснулся от сообщения подруги из Киева: «Максим, б**ть, нас бомбят».
«Я сразу начал читать новости и уже не мог остановиться, как было 9 августа 2020 года — просто все время их мониторил, не мог ни работать, ничего. У меня включился внутренний белорус, и я решил пойти снимать баксы. Но ничего не снял, потому что были сложности с валютой, ее почти не выдавали», — вспоминает парень.
Он общается с большим количеством россиян, которые восприняли войну отрицательно.
«Не все русские плохие, многие против войны, что бы не показывали в телевизоре. За войну выступают люди малого ума, которые ничего не понимают в экономике, маргинального типа. И конечно откуда такие берутся.
Основные деньги в стране идут не на образование и просвещение населения, а на пропаганду. В результате современные русские не знают нормально истории, своей литературы, происходящего в мире. Интеллигенции так же плохо, как белорусам: не спросив, их сделали врагами всего мира».
В плане уровня жизни для Максима пока ничего не изменилось, но вот с подписками на тот же Spotify, с оплатой хостинга — «полная жопа»:
«X-box превратился в декор для дома. Очень жаль, что уничтожили «русский» инстаграм, потому что для меня и моих коллег — это работа, место, через которое люди сейчас не могут презентовать себя, свои услуги. Конечно, это ничто по сравнению с тем, что в Украине уничтожают города».
Протест на улицах Питера
Парень говорит, что у него были мысли уехать в Беларусь, чтобы в сложный момент помочь родителям — засеять участок картошкой. Но он считает, что дома еще хуже, чем в России.
«Были мысли и про заграницу, но я так люблю Питер, Русский театр, все, что связано с этим городом. Я не ассоциирую его с Россией, он — как отдельная страна, где живет много интересных людей. Но чем больше закручиваются гайки, тем больше во мне таких мыслей».
Полина Шандрак: «Гендиректор «Комсомолки» написал большое обращение к журналистам, где было сказано, что свое недовольство «спецоперацией» лучше никак не показывать»
Полина Шандрак
Полина переехала в Питер в 2019 году, как только отработала распределение после журфака БГУ.
«Мне хотелось развиваться в профессии, а в России было больше СМИ, громких имен и профессионалов, у которых можно было поучиться, было больше свободы (как минимум, тогда мне так казалось)», — так объясняет свой выбор девушка.
Через 3,5 месяца поисков ее пригласили на собеседование в «Комсомольскую правду», и она начала сотрудничать с питерской редакцией. Казалось, что удастся построить классную журналистскую карьеру, но это было до 24 февраля.
«Со стартом так называемой «спецоперации» гендиректор «Комсомолки» написал большое обращение к журналистам, где было сказано, что свое недовольство «спецоперацией» лучше никак не показывать, потому что мы, в первую очередь, представители «КП», и издательский дом в данной ситуации решил поддержать действующую власть.
Я поняла, что не смогу работать в этом СМИ, ведь у меня совсем другое отношение к ситуации — у меня родственники в Киеве, и под Гомелем родственники, и над ними летают самолеты… 25 февраля я приняла решение увольняться, хотя и писала о культуре. Заявление мне подписали 5 марта. На данный момент я работаю как журналист-фрилансер: кому-то помогаю вести соцсети, писать посты», — рассказывает девушка.
Протест в Питере
Среди коллег Полины мнения о событиях разделились:
«Некоторые, молодые, вообще не реагировали. Кто-то говорил, что они вне политики, упоминал аргументы про Донбасс и восемь лет. Некоторые, как и я, были в шоке. Хотя, судя по риторике Владимира Путина в выступлениях накануне, было видно, что он настроен радикально.
В общем, после августа 2020 года я поняла, что мы с русскими очень разные. Каждый раз, когда я выходила к белорусскому посольству (мы там пели песни, пили чай, покупали цветы — у нас был свой мемориал, таким образом мы выражали солидарность с белорусским народом, поддерживали белорусов), мне задавали вопрос: «Зачем ты это делаешь?» Они шутили над моим поведением, не осознавая, что моему народу больно и почему. Я поняла, что белорусы более эмпатичны, отзывчивы».
Полина не может сказать, что стала жить экономнее, но приняла решение уехать из России.
«В первый же день «спецоперации» гуглила билеты в Грузию, потому что мне было страшно: может, прилетит «ответ»? Но уже не смогла туда нормально вылететь, поэтому сейчас временно в Беларуси. Решаю вопрос с документами и хочу эмигрировать дальше. Жизнь круто изменилась. Я никуда не собиралась, но теперь ты не уверен, что даже за слово «война» не прилетит криминалка, как случилось с блогером Никой Белоцерковской за «распространение фейков о российской армии».
При действующей власти ни в Беларуси, ни в России перспектив больших нет — все наработанное годами разрушено. Я журналист, и мне нравится моя профессия, я хочу быть полезной, а где мне работать в этих странах? Такой возможности сегодня нет, к сожалению. Плюс это опасно», — отмечает Полина.
***
Мы связывались с белорусами и в других российских городах, но они побоялись разговаривать с журналистами, даже анонимно.
«Наша Ніва» возобновляет сбор донатов — поддержать просто
Читайте также:
От Солодухи до Коржа. Что белорусские селебрити постят во время войны и как о ней высказываются
