В 2021 году после завершения контракта Ворошилов уволился из рядов ВСУ и ушел в гражданскую авиацию, но после 24 февраля вернулся в армию.
«Я всегда верил в Бога. У меня есть небольшая татуировка — крестик. Во время службы не всегда есть возможность носить реальный, он может мешать, его можно потерять, поэтому в 2014 году я сделал татуировку. Буду честным, с началом полномасштабного вторжения, потеряв побратимов, невероятных, золотых людей, лучших сыновей родины, я отчаялся. Но после 12 октября, после всех тех факторов, которые невероятным образом совпали в мою пользу, я понял, что высшая сила есть и влияет на нашу жизнь», — сказал УП Вадим.
«Воспринимаем врага только как цель»
— Вадим, когда я впервые увидел вас в СМИ, на контрасте вспомнил пилота РФ, которого схватили в Чернигове. Такой он… пухлый. Это у врага проблемы с «физухой» или это у меня стереотип относительно авиаторов, которые якобы все должны быть атлетами?
— Это был Красноярцев… Я бы не сказал, что у них такая проблема. Но, действительно, у нас уже новая концепция подготовки летного состава. После 2014 года акцент больше делают на молодых, чтобы они были основной силой ударной авиации.
По статистике сбивания воздушных судов, из тех военных (летчиков и штурманов — УП), которые попали к нам в плен, мы видим, что это… У меня даже язык не поворачивается сказать «ребята» — взрослые мужчины.
Мы должны понимать: чем моложе человек, тем быстрее работает мозг. Это очень важно в авиации.
— Некоторые российские пилоты, попавшие в плен, пытались убедить, что не знали о бомбардировках жилых домов, потому что работали по предоставленным им координатам. В такое можно поверить?
— Я в это не верю. У них стоят обычные системы навигации типа Garmin, туристические, различных модификаций. Возможно их публика и воспринимает пропаганду (о том, что авиация РФ не бьет по мирным целям— УП), но наше общество достаточно грамотное.
Не нужно быть авиатором, чтобы понимать: если человек вбивает широту и долготу в туристическом навигаторе, он достаточно четко видит, что там находится. Если координата забита в пределах определенного населенного пункта, сразу ясно, что ты работаешь по населенному пункту.
Они делают это «железными дорогами», как говорят в народе. Это — обычная авиационная бомба, у которой есть просто траектория полета, а точность бомбометания зависит от кучи факторов, начиная от навыков летчика, заканчивая метеоусловиями. Поэтому я не верю в эту легенду.
— Что считается точным ударом?
— Могу сказать ориентировочно: в нормативах у врага по оценке «отлично» есть бомбометание в пределах плюс-минус 50 метров. В условиях города даже это — огромная ошибка.
Вадим Ворошилов: Для меня любая цель важна. Даже БПЛА-разведчик — это то, что несет смерть мирным украинцам и военным. Фото: Роман Пашковский
— Давайте представим гипотетическую ситуацию: вам отдают приказ бомбить цели в пределах жилых кварталов. Что будете делать?
— По этому поводу мы уже рассуждали с побратимами. Во-первых, я не хочу даже гипотетически об этом говорить, потому что даже в теории это невозможно. Наше военно-политическое руководство этого не допустит.
Если рассматривать в более абстрактной плоскости, то летчик и штурман в Су-34 (сбитый самолет Красноярцева — УП) всегда видят место нахождения цели как минимум по средствам навигации.
Да, им ставят задачу, которую нужно выполнять. Но их никто их не уволит, не посадит в тюрьму, если они сбросят бомбы, например, в чистом поле, на расстоянии километр-два от жилых домов, с перелетом или недолетом. Это просто будет «ошибка в технике пилотирования и некачественная подготовка» — все! На этом все заканчивается.
Но такой вариант возможно рассматривать, если бы они были банально людьми. Они полностью понимают, что они делают. Это их традиционная тактика выжженной земли. Это то, что они и раньше делали в Ичкерии, в Грузии, в Сирии.
— Как вы для себя сформулировали отношение к врагу? Есть ли что-то вроде уважения к их пилотам?
— Мы к ним относимся не как к конкретному, живому человеку, а как к воздушным целям. Они превращаются только в сухие цифры в ежедневной сводке Генштаба [потерь армии РФ], не более.
Конечно, случаи уважения к вражеским пилотам были в истории, но очень давно, в Первой мировой войне. Тогда были более благородные отношения, если можно так сказать.
Раньше и объявляли войну, и акт об этом подписывали, а потом выходили на позиции. Теперь враг несколько месяцев рассказывал, что не собирается нападать, а потом коварно ударил утром по мирным городам Украины.
Знаменитое селфи. Фото: Vadym Voroshylov / Instagram
«Мы полностью готовы ко всему»
— Есть что-то, что больше всего отличает наших пилотов от вражеских?
— Можно говорить много, но скажу лишь, что мы выполняем такие задачи, которые технически даже не закладывались на этапе проектирования наших воздушных судов.
У нас очень ограниченные технические возможности, но мы делаем все, чтобы уничтожать врага. Стараемся эффективно работать в более экстремальных условиях и абсолютно ко всему готовы.
Враг, имея преимущество, работает так, как написано в учебниках по тактической и огневой подготовке. Мы действуем более современными методами, которые вообще не прописаны ни в одном из учебников любой страны мира.
— То есть пилотам НАТО будет чему поучиться у наших после этой войны?
— Да (улыбается).
— Играет ли с русскими злую шутку то, что у них так много техники? Они действуют, как говорится, «на расслабоне» или нет?
— Вы правильно говорите. Но не надо недооценивать врага, он — опасный. Я негативно отношусь к высказываниям, что там какие-то «чмони» и остальные. Нет! Это враг. У них существенное преимущество по воздушным судам и наземным средствам ПВО. Они умеют работать, они тоже учатся на этой войне, как и мы.
Когда говорят о комфортных условиях для врага, то речь о возможности их истребительной авиации работать, не входя в зону нашей ПВО. Но если они попадают в эту зону, то каждый раз в сводках от Генштаба вы видите плюсы напротив уничтоженных воздушных целей.
— Есть среди них что-то такое, что удивляет? Может, какие-то отдельные типы самолетов?
— Да, но не самолеты. Надо понимать, что самолет — это больше платформа, носитель авиационных средств поражения. Именно эти средства могут дать преимущество в воздухе.
Недавно у россиян появились ракеты класса «воздух — воздух» большой дальности Р-37M. Можно сказать, что это их новейшее вооружение, хотя это, конечно, советская разработка, которую они модернизировали. Заявленная ими дальность поражения воздушных целей очень серьезная — до 400 километров. По факту мы видим меньшие цифры, но все равно это средство поражения очень опасное.
Однако мы постоянно анализируем воздушные бои с применением этих ракет и находим методы для борьбы с ними.
Фото: Vadym Voroshylov / Instagram
— Об уничтожении какой военной цели вы мечтаете?
— Могу перечислить три (улыбается): Ту-95, Ту-160, Ту-22М3. Это именно те цели, которые являются угрозой для наших городов и мирного населения, но они не заходят в зону поражения наших тактических воздушных судов. Просто боятся. Коварно делают пуски по территории Украины.
На данный момент вижу возможность их уничтожения, только если они находятся на аэродромах (улыбается). Пока только такой путь.
Но есть еще ударная авиация врага, которая работает над временно оккупированными территориями, и, если бы у нас была техническая возможность, мы бы полностью парализовали врага в украинском воздухе. Раскрыть наш потенциал на все 100% помогут истребители западного типа.
— Вы среди тех, кто считает, что это должны быть F-16?
— Да, нам нужен массовый самолет, который есть в мире. Мы, конечно, можем рассматривать различные типы, например, Gripen, Eurofighter. Они более устойчивы к нашей аэродромной инфраструктуре, но при всем этом не являются массовыми. Нет в мире, скажем, «вторичного рынка» таких судов.
F-16-один из самых массовых самолетов своего класса в мире. Поэтому мы сможем их обслуживать и, самое главное, благодаря нашим западным партнерам у нас не будет недостатка в средствах поражения. Это — основные пункты, почему именно F-16.
Если рассматривать время уже после победы, то есть из чего выбирать. Конечно, есть самолеты, которые, я бы сказал, почти доведены до идеала в плане боевых возможностей. Это-F-22, F-35. Но на данный момент очень сильно улучшить ситуацию и поможет нашим силам обороны в комплексе именно F-16.
«За беспилотной авиацией будущее, но…»
— О современной военной авиации большинство знает в основном из голливудских фильмов. Вы видели ленту «Top Gun»?
— Конечно (улыбается). Я фанат первой части. Когда был курсантом, летал на легкомоторных судах. На тот момент я не имел дело с реактивной техникой и смотрел этот фильм с широко открытыми глазами. Но сейчас все по-другому воспринимается. Надо понимать, что это не документальное, а художественное кино.
Относительно второй части «Top Gun» скажу, что это очень красиво снятая сказка. Там есть много съемок реального пилотирования. Что касается ведения воздушных боев, работы зенитно-ракетных комплексов — они не совсем отражают действительность, скажем так (улыбается).
Но мне было очень интересно смотреть этот фильм с той точки зрения, как они его сняли, какие эмоции вызывает. Такое кино побуждает молодежь идти в армию, причем не только в USA Air Force, а вообще в войска.
— Когда вы мечтали летать, вы же не думали о том, что придется воевать?
— Нет.
— А если бы вам тогда сказали, что придется, пошли бы в военную авиацию?
— На глубинном уровне все же было понимание, что армия существует для ведения боевых действий наступательного или оборонительного характера. На тот момент, конечно, никто не мог представить этого. Но я все равно пошел бы.
Фото: Vadym Voroshylov / Instagram
— Эта война уже привела к развитию беспилотной авиации. Не больно наблюдать, как все идет к тому, что в будущем пилоты в небе не будут нужны?
— Как показали боевые действия, оперативность разведывательной авиации, эффективность применения беспилотников для подавления комплексов ПВО — очень важный элемент вооружения. Сейчас уже бум беспилотной авиации, и она будет только совершенствоваться.
Некоторые страны, как Турция, начинают производить беспилотники для поражения воздушных целей. США в прошлом году выполнили первую дозаправку в воздухе с беспилотного судна. Конечно, за этим будущее.
Но всегда нужно понимать, что в критической ситуации только человек способен оценить обстановку и принять решение в воздухе. Я считаю, что за беспилотной авиацией будущее, но только при работе в комплексе с традиционной авиацией.
—Вы бы сейчас променяли работу в воздухе во время войны на пульт беспилотника где-нибудь в безопасном месте?
— Не. Я выбираю работать в небе. Это дает опыт, более эффективное применение оружия и эмоции.
— Эмоции? У меня сложилось впечатление, что вы очень уравновешенный человек, почти без эмоций.
— Эмоции есть, просто они внешне не проявляются. Это где-то в душе. Ты понимаешь, что делаешь то, что спасает кому-то жизнь, помогает победить врага.
Не знаю даже, как описать эти внутренние эмоции. Ты учишься, совершенствуешь навыки, и вот настало время, когда тебе нужно показать, что умеешь, чтобы защитить государство.
— Чего больше всего не хватает нашей военной авиации? Людей, техники или в комплексе?
— Первое, что нам необходимо — увеличить дальность, на которую могут видеть наши радиолокационные и прицельные комплексы. Второе — авиационные управляемые средства класса «воздух — воздух» с гораздо большей дальностью поражения, чем у нас сейчас есть. Поэтому нам очень нужны F-16, которые могут обеспечить наши потребности в этом.
— Сейчас немного рано об этом говорить, но каким вы видите будущее украинской авиации?
— Я его вижу (улыбается). После полномасштабного вторжения я уже уверен, что у нас будут самолеты западного образца. Что после победы будет модернизация и техники, и система подготовки. У нас будут более современные воздушные суда.
Те промышленные мощности, которые у нас есть, нужно реализовывать и развивать совместно с западными компаниями. Конечно, мы уступаем в электронике, но у нас колоссальный опыт в конструировании планеров, в ракетостроении и производстве двигателей. Чтобы сделать идеальный продукт, нам нужно совместить свой опыт с западным.
Фото: Vadym Voroshylov / Instagram
«Стараюсь жить одним днем»
— Вы ведете страницу в Instagram, не скрываете лицо, вас узнают на улицах и благодарят. А русские пишут с угрозами?
— Вообще нет. Вообще! Меня это сильно удивило. Может, это из-за того, что их руководство утверждает, что авиации у нас нет, что они сразу все уничтожили (улыбается)? И они не хотят говорить об украинских пилотах в своем информполе, чтобы их граждане не удивлялись?
Как-то было где-то в их СМИ — скажу на языке оригинала: «сбили украинского летчика-нациста». Был небольшой сюжет, где они вспомнили мой позывной и рассказали о Гартмане, получившем от Гитлера «железный крест» (Эрих Гартман с позывным «Karaya 1» — немецкий летчик — ас времен Второй мировой — УП).
— Но пропагандисты не рассказывают, что в 1997 году Гартмана реабилитировали в РФ, признали, что неправомерно приговорили его к 10 годам лагерей «за военные преступления»…
— Да…
История с моим позывным началась в 2014 году, когда россияне запустили свою пропагандистскую машину, начали называть украинцев «нацистами». Тогда взломали мою старую страницу в Instagram. Я сделал новую и думал, как ее подписать.
Мне интересна Всемирная история, я знал о Гартмане и решил подписать «Karaya». По большому счету, в шутку, именно из-за российской пропаганды, чтобы их потроллить (смеется). Потом уже оно как-то закрепилось.
Все знают, что Гартман — гениальный летчик. Он прошел сталинские лагеря, затем успел послужить в западной части Германии и даже тренировал американских пилотов.
Фото: Vadym Voroshylov / Instagram
— Что для вас будет победой в этой войне?
— По моему мнению, подписание мирного договора со страной-агрессором — это только пауза, во время которой будет перегруппировка сил, не более. Если враг накопит достаточное количество людей и техники, проанализирует все и снова на нас нападет. Если их государство останется в таком формате, с таким политическим вектором, как сейчас.
Победой я считаю ситуацию, когда, во-первых, у врага изменится власть и политика. В идеале победа — это распад империи. И, конечно, обязательный пункт — восстановление территориальной целостности Украины, возвращение всех оккупированных территорий вместе с Крымом.
— Знаю, военные не любят прогнозы относительно сроков окончания войны. Но я спрошу так: когда в украинском небе мы снова увидим гражданскую, а не военную авиацию?
— На данный момент я не хочу давать какие-то прогнозы. Конечно, у меня есть личное мнение, но в целом я его не хочу выносить. Не имею морального права давать прогнозы хотя бы потому, что не владею полным объемом стратегической информации.
После 24 февраля я стараюсь жить одним днем, а точнее — прямо сейчас и прямо здесь. Раньше я мог перенести какие-то важные жизненные решения до, как говорится, более комфортных времен. Теперь, когда есть возможность что-то сделать, нужно обязательно делать, не откладывать.
Никто не знает, наступит ли завтра. Надо не останавливаться, жить здесь и сейчас.
