— Ты спишь? Вставай, Россия начала войну с Украиной.
В четверг объявление войны я проспала. Моя соседка поднялась в пять утра, когда была первая бомбежка, и через несколько часов разбудила меня.
— Как война? — кричала я ей.
Кто бы и что ни говорил, но много людей до последнего не верили, что Путин нападет на Украину. И я не исключение. За несколько дней до начала войны обсуждала с хозяином квартиры, в которой жила в Киеве, возможные «планы» Путина. Мы не рассматривали их как реальный сценарий.
Я выбежала из дома, чтобы снять немного денег с банковской карточки. У банкомата была огромная очередь. Меня изрядно трясло — то ли от холода, то ли от стресса.
«Подивіться, вин бере багато грошей. Люди, будем людьми, всім не вистачає…», — сказала женщина за мной.
Простояла я около двух часов. Сняла несколько тысяч гривен (около 200 белорусских рублей). Их как раз потом хватило на бензин до польской границы и на еду на заправках.
Пока была в очереди, наблюдала, как люди грузят рюкзаки и чемоданы в машины и как несут из магазинов огромные пакеты с продуктами. Наблюдала и удивлялась, с каким спокойствием это делали украинцы. Как они отвергли растерянность и собрались с силами.
Киев — Ирпень. «Ваш продав землю під війну… Нічого, зараз вас завезу, візьму автомат і піду на війну»
Вернулась домой и стала упаковывать вещи. Бросила в чемодан две байки, брюки, лекарства, несколько маек. Примерно в 9:30 по киевскому времени вышла из дома.
Вход в метро — бесплатный. Уже несколько людей на моей станции сидели там с вещами. Никуда ехать они не собирались, решили использовать метро в качестве бомбоубежища.
«Чтобы только всем хватило места», — подумала я.
После — три часа на остановке в ожидании маршрутки до Ирпеня, что в Киевской области. Мимо проезжала украинская военная техника. Стоял характерный грохот, у меня наворачивались слезы. Люди на остановке смотрели на танкистов, а они на них.
«Які молоді хлопці…» - сказал кто-то рядом со мной.
Две маршрутки, которые подъехали, не поместили всех желающих — люди просто выпадали из двери. Началась паника. Надежда попасть в транспорт у меня пропала.
Я пошла пешком к заправке, чтобы подзарядить телефон и попытаться вызвать такси. Там уже продавали топливо только для военной техники, в магазине было много украинских военных с оружием. У меня по спине пробежали «мурашки».
В мобильных приложениях для вызова такси было видно, что все машины заняты. Я решила искать номера телефонов и звонить. Повезло: один из водителей ехал в том же направлении, что и я, и решил взять мой заказ, чтобы «отбить» деньги за бензин. Пока ехали, разговорились.
- Ви якось кажете інакше. Ви не українка?
- Я из Беларуси.
- Ваш продав землю під війну… Нічого, зараз вас завезу, візьму автомат і піду на війну.
Добралась до Ирпени. 26 километров заняли четыре часа из-за больших пробок. Что дальше? Плана по выезду у меня не было. Вместе с коллегой, к которой я зашла в квартиру погреться, стали мониторить возможные варианты. Выручила подруга-белоруска: они с ребенком ехали через Ирпень.
— У нас есть одно свободное место в машине. Поедешь? Но из вещей можешь взять только то, что влезет тебе на колени.
Я быстро переложила вещи в маленький чемодан, остальное оставила в квартире коллеги.
Ирпень — Бердич. «Сейчас полиция на аварии приезжать не будет»
Решили, что наш конечный пункт — пункт пропуска Краковец, на границе с Польшей. До него было около 600 километров. Но скоро стало понятно, что путь займет несколько дней, так как на дорогах огромные пробки. Мы двигались по несколько километров в час, у некоторых водителей сдавали нервы и они выезжали на встречные полосы. Пока ехала, видела не одну аварию.
— Сейчас полиция на аварии приезжать не будет. Говорили об этом, — заметил сосед в машине.
Так как мы были с маленьким ребенком, решили остановиться на ночь в городе Бердичев. Он находится в 250 километрах от Киева. Среди свободных номеров был только люкс. Стоил он 1200 гривен (это 124 белорусских рубля). В него должны были заселить гостей из Швейцарии, но они по понятным причинам не приехали.
Как только я зашла в номер, упала от усталости на диван и уснула.
Бердичев — Краковец. «Не знаю, что будет завтра утром. Но знай, что я тебя любил»
Утром 25 февраля мы выехали из Бердичева. Решили, что останавливаться больше не будем — нужно добраться до границы с Польшей. Включили радио, которое кое-где пропадало. Мне казалось, что я снимаюсь в фильме с каким-то страшным сюжетом, и сейчас как раз была сцена с печальными новостями по радио.
Опять огромные пробки. Через какое-то время у нас стал заканчиваться бензин. Мы остановились на заправке, на которой было написано «топливо из Беларуси». Там обслуживали обычные машины. Бензина хватило только на нас и еще два авто.
Через несколько километров мы остановились возле киосков и кафе. Люди раздавали бесплатно булочки и кофе. Рядом рыбный рынок — купили несколько рыбных котлет.
Тут мне прилетело сообщение в мессенджере. От парня, который очень давно был в меня влюблен.
«Не знаю, что будет завтра утром. Но знай, что в какой-то момент жизни я тебя любил по-настоящему», — написал он.
«Еще не умираю!» — ответила ему.
В этот момент начали слезиться глаза. Прочитала сообщение вслух — теперь мы плакали все вместе.
«Я не знаю, где сейчас наш дом»
Ехали до границы и день, и ночь через маленькие города, деревни и леса. Так безопаснее, ведь если стоять на трассе с колонной военной техники, можно попасть под обстрел. Ночью удалось уснуть на час. Просыпалась от боли, мои ноги отекли, и я их давно перестала чувствовать.
На заднем сидении у нас ребенок, который мужественно переживает трагедию вместе с нами. За всю дорогу девочка плакала только несколько раз.
— Мама, домой, домой …
— Я не знаю, где сейчас наш дом, — отвечала моя подруга.
Подъехали мы к границе утром 26 февраля. Выстроились в очередь из машин. До пункта пропуска оставался 21 километр. Смотрю в окно: люди с чемоданами и рюкзаками идут пешком вдоль трассы.
Понимаю, что надо тоже идти — иначе быстрее не прорваться. По времени дорога пешком занимает около пяти часов. Мы оставляем нашего водителя с машиной в очереди, берем вещи и небольшой запас еды. Часть своей одежды я оставляю в машине. Не беда. Главное — выбраться.
У подруги случается истерика. Ей прилетают флешбеки — раньше она бежала из Беларуси, а теперь у нас у всех забрали дом в Украине, и мы снова вынуждены бежать. Жду, пока успокоится. А сама тоже об этом думаю, пока привязываю шарфом к рюкзаку подруги горшок для ее дочери.
«Раньше я так свои сутки на Окрестина считала, а сейчас километры до границы»
Проходим первые несколько километров и останавливаемся отдохнуть. Покупаем воду и немного еды в местном маленьком магазине. Пока подруга стоит в очереди, я пытаюсь развлечь ребенка. Тут подходит мужчина.
— Ваша дитина? Я підвезу вас пару кілометрів.
Хватаем вещи, садимся в микроавтобус, набитый людьми. Нас подвозят к следующему маленькому магазину.
— Сколько нам еще осталось? — спрашивает у меня подруга.
— Около 13 километров.
— Ты мне говори, пожалуйста, когда все будет меньше и меньше.
— Хорошо. Раньше я так свои сутки на Окрестина считала, а сейчас километры до границы, — отвечаю я.
В моих ботинках начало что-то хлюпать. Как позже оказалось, я стерла ноги в кровь. Пока шла, боли не чувствовала совсем. Через несколько часов за спиной осталось еще несколько километров. Мы стали идти немного медленнее, потому что устали.
Здесь остановилась машина, водитель предложил нас подвезти. Он живет в деревне неподалеку.
Сели в машину. На встречную полосу вышли три мужчины и перегородили нам дорогу.
— Туристов взял? — спросил один из них.
Водитель предъявил им паспорт с пропиской.
— Сам езжай, а их высаживай.
«Борщ привез местный ксендз. Это был самый вкусный суп в моей жизни»
На пункте с гуманитарной помощью в маленьких литровых баночках раздавали борщ. Привез его местный ксендз. Кажется, это был самый вкусный борщ в моей жизни.
На следующем пункте стоял маленький желтый автобус, который вывозил женщин и детей до границы. Оставалось около пяти-шести километров. Мы подбежали и успели в него залезть.
Когда мы оказались возле перехода, увидели огромное количество людей, которые сидели на траве и ждали. Почти сразу объявили, что теперь будут пропускать детей до трех лет. Мы обнялись с подругой и попрощались. Я осталась одна.
Приближалась ночь. Я понимала, что скорее всего проведу ее на улице. В здание заправки, где можно было бы погреться, стояла очередь. Повезло, что я заметила маленький страховой вагончик возле трассы.
Нас с еще одной украинкой впустили внутрь. Мы достали из чемоданов всю одежду и натянули на себя. Ночь мы провели в этом вагончике. Разговаривали, плакали, обнимались и ждали утра.
«Мы не замерзли. Все нормально», — успокаивала я себя.
Руки изрядно дрожали и чай мне наливали наполовину чашки, чтобы не разлила и не обожглись.
В 5 часов утра мы пошли проситься в автобусы, чтобы они перевезли нас через пункт пропуска. Первые несколько уже были забиты. Взял нас тот, который стоял восьмым в очереди. В автобус мы сели в 8, в 14 пересекли польскую границу.
После, пока ехала к Кракову, эти несколько часов думала о тысячах украинцев, потерявших дом, как многие белорусы в 2020 году, о тех, кто ушел воевать, и тех, кто, несмотря ни на что, остается в Украине.
Думала я и о белорусах, которые вышли на протесты против войны, даже во время репрессий в стране. Пыталась осознать, что мы сейчас страна-сообщник. Лукашенко продал страну под войну — такую цену он заплатил Путину за поддержку во время выборов в 2020 году.
Читайте также:
До и после. Как изменились украинские города после российского вторжения
