Выступая 29 мая перед работниками МТЗ, Александр Лукашенко поделился своими принципами, один из которых звучит так: «Правда какая бы она ни была. Потому что понаобещаешь, выборы пройдут, к примеру, а люди будут думать: наобещал, а где обещанное?»

Действительно, в 2015-м Александр Лукашенко шел на выборы с великолепной программой, в которой было все: раскрепощение бизнеса, сокращение роли государства, расширение полномочий местных властей, прекращение роста цен, рост благосостояния, отсутствие новых налогов…

Правда, оказывается, что с небольшими косметическими правками ту же программу можно использовать и в этом году, ведь почти ничего из того, что Лукашенко обещал белорусам, не выполнено — к такому выводу пришли журналист «Нашей Нивы» Артем Гарбацевич и экономист Сергей Чалый, после того как проанализировали предвыборные обещания Лукашенко пятилетней давности.

Разбираем по пунктам. 

Читайте: Полный текст программы Александра Лукашенко на выборах 2015 года

Артем Гарбацевич: Как вам эта помпезная вступительная часть к программе? 

Сергей Чалый: Накануне как раз произошла очередная девальвация, хвалиться было нечем, поэтому пропаганда предлагала смотреть не на последние годы, а на весь творческий путь Лукашенко. Отсюда и эти слова во вступлении, что «два десятилетия назад мы начали строить новую страну», «столетиями мы шли к независимости». И Лукашенко как бы венец этих вековых народных устремлений. 

Тогда он впервые отказался от предвыборной кампании, мол, народ и сам все видит, подкрепляя привычным «не мы спровоцировали этот кризис».

Но это неправда. Конкретно Лукашенко был виноват в обвальном кризисе 2014—2015 гг., ведь белорусский рубль и так считался Международным валютным фондом несколько переоцененным, а после нефти и «крымнаша» валюта нашего основного рынка пошла вниз. Лукашенко тогда провел отдельное совещание и повторил еще раз, в декабре, мысль вроде: «Не надо, чтобы наш рубль гнался за российским».

В результате наш рубль стал слишком крепким, продукция перестала продаваться на российском рынке, так как стала очень дорогой.

Поэтому его персональный вклад в то, что кризис стал шоковым, однозначно есть. 

Но в остальном… Вспомнили давно побежденных фантомных врагов: «Хаос девяностых, бандитский капитализм». Хотя никакого особого капитализма у нас не было, потому что приватизацию не провели. 

Ну и основной месседж на фоне Украины был такой: хоть благосостояния и нет, так давайте радоваться, что хотя бы не летают пули. 

Артем Гарбацевич: Ладно, идем по пунктам: «укрепление белорусского рубля, поддержание ЗВР на безопасном уровне», — сделано? 

Сергей Чалый: Да! Вот только мартовская девальвация на наших глазах обнулила этот успех. Было так, что 35 месяцев население продавало валюту, но новый обвал съел процентную прибыль за 5 лет. 

А поддержания ЗВР на безопасном уровне по мировой методологии не было в Беларуси вообще никогда. 

Но денежная масса действительно не росла неконтролируемо — здесь заслуга Нацбанка. Хотя эмиссия и была выше роста экономики, но делали что могли. 

Артем Гарбацевич: «Решительная борьба с монополизмом с целью обеспечения честной конкуренции на рынке и снижения цен». Это сделано? 

Сергей Чалый: Отдельное ведомство создали, это правда. Но Колтович проигрывает суды, если дело касается государственных монополий: Белпочта, коммуникационные услуги. Поэтому основные вопросы государственных монополий не решены.

Артем Гарбацевич: А рост частных сетей — это хорошо? Сети прикрывают свою экспансию тем, что государство требует зарплат и занятости и, мол, только крупные сети могут это обеспечить. Я такое слышал от некоторых.

Сергей Чалый: При нормальной конкуренции зарплаты были бы выше, а если ты самый крупный работодатель, ты играешь по своим правилам.

Там есть еще пункт в программе о снижении цен — это смешно, оставляю без комментариев. 

Артем Гарбацевич: Вот интересный пункт: «Повышение эффективности бюджетных расходов, включая предоставление государственной поддержки предприятиям независимо от форм собственности на равноправной основе». Кажется, высказывания Лукашенко в 2020-м о «кубышках» прямо опровергают его же программу.

Сергей Чалый: Нацбанк сильно возмущается нерыночным кредитованием предприятий по государственным программам. Они же хотят, чтобы спрос на кредиты зависел от ставок, а если банки вынуждены выдавать массы денег государственным предприятиям по нерыночным ставкам, то эффективность управления денежной массой падает.

Поэтому действия были такие: постепенно, каждый год на 20%, сокращался прирост таких госпрограмм, а следовательно и физическое сокращение средств, но последний год хлоп — и вместо сокращения получился рост. Снова обнуление работы произошло. 

Поэтому констатируем, что некая попытка выполнить этот пункт была, но безуспешная в конце концов. 

Артем Гарбацевич: Но давайте остановимся еще на фразе «господдержка независимо от форм собственности». Как раз таки сейчас многие, вспоминая, сколько налогов они заплатили государству, просят поддержки, а им показывают шиш. 

Сергей Чалый: Конечно, ничего этого нет. А действия государства в этом году прямо опровергают этот тезис. Ясно, что он был только на бумаге, а в мыслях Лукашенко такого не было даже близко. 

Артем Гарбацевич: Выходит, сохранить сильное государство (см. вступительную часть) — означает, что во время кризиса государство, чтобы «остаться сильным», не должно нести убытков, поэтому расходы ложатся на плечи граждан? 

Сергей Чалый: «Поддержка малого и среднего бизнеса» — это в понимании властей не более чем разрешение существовать. Очень мало у нас историй успеха, когда малое предприятие становится крупным. 

Вот, мол, на поддержание штанов тебе хватает, ну и достаточно, возможности для роста мало. Такого понятия, что бизнесу нужна капитализация, что он должен расти, — этого нет. 

Артем Гарбацевич: Так почему же сейчас государство не может выполнить свое обещание?

Сергей Чалый: Потому что нет реформ, это если совсем просто. Их отсутствие привело к тому, что наша экономика работает с колес.

Вот как человек живет от зарплаты до зарплаты и ходит периодически одалживать у соседей — так и Беларусь. 

Мы здесь подходим к обещанному в программе сокращению внешнего государственного долга. Смысл в чем? Чтобы тот долг обслуживать, нам нужно 3—3,7 миллиарда долларов. А наша экономика из-за неэффективности не зарабатывает столько валютной выручки. Раньше мы находили половину этой суммы, потом треть, теперь вообще лишь четверть.

Все остальное, соответственно, приходится находить на внешних рынках. 

После 2011 года девальвации уже не приводят к повышению эффективности, поскольку предприятия загнаны «модернизацией» в валютные долги. Соответственно, девальвация лишь ухудшает их состояние за счет того, что растет стоимость обслуживания долга. Они только делают хуже. 

Поэтому у нас и до коронакризиса задача была день простоять да ночь продержаться, а тут мы не получили миллиард от еврооблигаций, ищем где-то деньги.

И задача сегодня вообще поставлена так, что важнее рассчитываться с внешним долгом, чтобы не допустить дефолта, а не поддерживать экономику, в смысле — частный сектор экономики. 

Как мне видится, пока что у нас нет шансов вырасти из этого кризиса: темпы роста экономики падают, а цена обслуживания долга растет, поддерживать бизнес нечем. 

Бизнес не был особой ценностью для Лукашенко, он лишь выполнял важную государственную задачу: абсорбировал людей, от которых избавлялся госсектор, давал экономический рост. 

Как только он перестал выполнять эту задачу, дружбе пришел конец. 

Артем Гарбацевич: Пункт о «модернизации предприятий» выполнен? 

Сергей Чалый: Здесь нужно понимать, что идея модернизации возникла у Лукашенко как альтернатива структурной перестройке: когда экономическая модель потерпела крах в 2011-м, в 2012 году шли серьезные споры насчет того, что надо делать. Он решил, что реформы мы делать не будем, вместо этого проведем «модернизацию»: поставим на старую машину новые колеса, чтобы она лучше ехала, купим новые станки и будем делать то же самое, только в больших объемах и может немного качественнее, независимо от конъюнктуры рынка. 

И она проведена, та модернизация, но вышел пшик: около $55 миллиардов потрачено, но это ни к чему не привело.

Цементная отрасль, деревообработка: предприятия увеличили выпуск — ну и что из того, если с финансами полная задница и предполагаемый срок расчета с долгами растянут до 30-х годов?

Вклад в бюджет отрицательный — господдержка вместо принесения пользы. 

С новыми заводами в Светлогорске и Добруше получился провал. 

Артем Гарбацевич: А «Штадлер», а «Джили» — это записываем в успехи? 

Сергей Чалый: Да, это записываем. 

Артем Гарбацевич: Пункт про «эффективное управление» — что с ним? 

Сергей Чалый: Смысл идеи состоял в том, чтобы ввести корпоративное управление, чтобы в наблюдательных советах были негосударственные представители — так якобы появится возможность настаивать на эффективности деятельности, а не на выполнении прогнозных планов. 

Это сделано в банках, но не на предприятиях, где «независимым директором» работает член правительства. 

Артем Гарбацевич: «Интеграция крупнейших госпредприятий в международный финансовый рынок» — планировалось, чтобы акции МАЗа торговались в Нью-Йорке? 

Сергей Чалый: Этот пункт предполагался к осуществлению еще в 1998-м, но ничего не сделано. Наши крупнейшие предприятия даже не имеют отчетности по международным стандартам. 

Я думаю, этот процесс тормозится, потому что власти понимают — перспективы наших акций не очень хорошие. А когда выставляешь их на биржу, то получаешь рыночную оценку капитализации. И тогда, условно, окажется, что «Белкалий» не стоит ни двух миллиардов, ни двух с половиной, которые он хочет за него.

Ну и, чтобы сохранить иллюзию высокой цены, ничего не делается.

Артем Гарбацевич: «Привлечение ведущих мировых компаний в Беларусь для реализации проектов с высокой добавленной стоимостью»?

Сергей Чалый: По объему инвестиций на душу населения белорусы — одни из самых отстающих в Европе, здесь не о чем говорить даже. 

Артем Гарбацевич: Следующий пункт о повышении престижа госслужбы и совершенствовании отбора госслужащих — сделано? Мне, например, здесь непонятны критерии. С одной стороны, правительство у нас действительно чуть ли не лучшее за всё время, с другой — в провинции управленцы меняются стремительно, мэр Глубокого говорил мне, что не успевал запомнить своих коллег

Сергей Чалый: В районах действительно беда, руководителей находят с трудом: ответственность там большая, а полномочий никаких, большинство бюджетов дефицитные, средств хватает только на выплату социалки. 

Человек пришел, ознакомился с состоянием дел и понял, что ничего в плане развития он не сделает, зачем тогда это всё?

Но, что касается высших должностей, Кочанова действительно создала неплохой кадровый резерв на случай, если Лукашенко распорядится быстро найти замену.

Но иной вопрос, что чиновникам ничего не дают делать. Вот опять говорят о смене правительства, но это какой-то крыловский квартет получается: собираются рыночники и реформаторы, но все равно играют сонату о плановой экономике и господдержке, не имея полномочий предпринять что бы то ни было глобальное без согласия президента. А согласия нет. 

Артем Гарбацевич: «Радикальное сокращение излишних, дублирующих функций государственного управления, контрольных и правоохранительных органов», сокращение числа проверок — что здесь сделано? Не раз приходилось слышать, как представители крупного бизнеса сравнивали себя с зайцами, скачущими по узкому экономическому полю, а силовых «гончих» аж чересчур: ДФР, ГУБОПиК, УБЭП, КГБ и так далее…

Сергей Чалый: Кое-что было сделано. Даже моратории на проверки. Многие глупости, усложняющие жизнь ремесленникам, кафешкам, магазинам, действительно были сняты. 

Относительно количества проверок, то оно сократилось, но здесь тоже нюанс: слушаешь выступление Анфимова, и он хвалится, что при сокращении числа проверок денег они собирают столько же, — «повысилась эффективность». 

Артем Гарбацевич: Произошло ли «разделение функций государства как собственника и регулятора»? 

Сергей Чалый: Это очень важный вопрос, на самом деле. Ты не можешь одновременно и управлять предприятием, и определять правила игры для всей отрасли. Это создает неравные условия и пугает инвесторов, но ничего не сделано. 

Артем Гарбацевич: «Расширение полномочий парламента, органов местного управления и самоуправления» — здесь что? 

Сергей Чалый: Ничего не сделано, мы все это видим. 

Артем Гарбацевич: Далее речь о дистанционных услугах, дебюрократизации. Это как оценивать? 

Сергей Чалый: Да, непонятны критерии. Налоги можно платить дистанционно, коммуналку, есть ЕРИП — будем считать, что кое-что сделано. 

Артем Гарбацевич: А «непримиримую борьбу с коррупцией» мы как оцениваем? То, что на взятках ловят начальников из Совета безопасности и ГУБОПиКа, — это свидетельство поражения или успеха в декларируемой борьбе? 

Сергей Чалый: Я это вижу так, что устройство государства у нас этакое позднесредневековое, чиновники сами говорят: «Мы — государевы люди». Это что-то феодальное. В феодальном строе существовало понятие «кормления», и вот у нас, как выясняется, тоже можно успешно кормиться, если не создавать вокруг этого шума, знать меру, так сказать.

Коррупцией начинает считаться то, что уже выходит за рамки, а сама коррупция — это естественная часть неэффективного государства, когда те или иные процедуры можно упростить за деньги. 

Артем Гарбацевич: По делу медиков мы видим, что берут просто немеряно, в банки деньги закатывают. Выходит, маленькие зарплаты приучили госслужащих рассуждать приблизительно такими категориями: «До пенсии мне 20 лет, в месяц я зарабатываю 700 долларов, умножаю это на 12, потом на 20, получаю сумму, которую заработаю за это время. И вот появляется возможность заработать в три раза больше, пусть даже придется сесть в тюрьму на 7 лет, я все равно в выигрыше».

Сергей Чалый: Ну в принципе такая логика может быть, она свойственна России: украсть как в последний раз и свалить в надежде, что до тебя не доберутся. Из того, что появляется в прессе, есть ощущение, что мы движемся в ту же сторону. Я бы не сказал, что борьба с коррупцией у нас эффективная. 

Артем Гарбацевич: Далее в программе важный пункт: «запрет на повышение старых и введение новых налогов». 

Сергей Чалый: У нас действует мораторий на размер доли налоговых доходов в ВВП, он выполняется. 

Артем Гарбацевич: А как тогда быть с «налогом на тунеядство» в 2017-м? 

Сергей Чалый: Ухищрение здесь в том, что это не налог, а сбор, так как имеется в виду, что налог взимается с прибыли, а в случае «тунеядцев» ее нет. 

Артем Гарбацевич: Так и другие сборы тоже росли, утилизационный вырос с 1% до 3%, это в итоге сказывается на стоимости техники, например.

Сергей Чалый: Они на это смотрят так: общая налоговая нагрузка изменилась или нет? Лукашенко может сказать, что этот пункт все же выполнен. 

Артем Гарбацевич: «Исключение любых форм неправомерного вмешательства в текущую деятельность предприятий», «обеспечение безусловных гарантий прав частной собственности» — пункты программы. Как тогда оценивать обращенную к Анфимову апрельскую фразу Лукашенко: «Закрой эти аптеки именем революции. Закрой и отбери собственность у частника»? 

Сергей Чалый: Если возникает революционная необходимость, то собственность переходит из рук в руки. У нас же и частное имущество воспринимается по-феодальному: ты собственник по разрешению, а как только ты в опале, как Чиж например, то начинаешь проигрывать даже те иски, по которым истекли сроки давности. Поэтому я бы не оценивал этот пункт как выполненный, пока сохраняется понятие «ну, теперь можно щемить». 

Артем Гарбацевич: Помните такого инвестора Дмитрия Наривончика, который владел акциями «Стройтреста № 35», но власти просто довыпустили акции, оставив их себе, поэтому его миноритарная доля сократилась до уровня погрешности. 

Сергей Чалый: Да, это тоже классический пример нарушения прав миноритария, такой случай не единственный. 

Касательно следующего пункта о «поэтапной либерализации движения капитала», то Нацбанк здесь меры принимает. Даже разрешили открывать счета за рубежом, но полноценного финансового рынка у нас до сих пор нет. 

Артем Гарбацевич: Дальше идет хайтек и гарантии международным инвесторам. Я так понимаю, что в большей степени это справедливо только для ПВТ? А гарантии инвесторам раздает Всеволод Янчевский как почти доверенное лицо Лукашенко и гарант его слова.

Сергей Чалый: В том и суть, что обещалось всей экономике, а получил всё только ПВТ. Поэтому засчитываем, но с большим минусом. 

Артем Гарбацевич: «Беларусь — региональный логистический центр»? 

Сергей Чалый: Логистика у нас работает, в основном это заслуга китайцев, которым мы важны как пункт на их Шелковом пути. 

Артем Гарбацевич: Что можно сказать о «совершенствовании системы образования» и особенно о «широком внедрении в системе образования современных электронных средств обучения» — этот пункт нужно оценивать на фоне того, что у нас вышло с дистанционным обучением в школах в условиях эпидемии коронавируса. 

Сергей Чалый: Непонятно, какими критериями мерить совершенствование системы образования. Судя по тому, как сам Лукашенко вечно критикует отрасль, выходит — не очень.

А с электронными средствами — да, не выполнено. Недостаточно уметь заходить в «Зум», нужно иметь еще некие наработки, рекомендации. Мы увидели, как это работает — система не была готова. 

Артем Гарбацевич: Развитие интернета — это засчитываем однозначно, здесь не о чем говорить. Следующим пунктом программы идет создание венчурной индустрии. 

Сергей Чалый: Это справедливо для ИТ, а не для экономики в целом.

Артем Гарбацевич: Обещание стать в один ряд с развитыми странами в медицине — выполнено? 

Сергей Чалый: Идем с опережением — самая низкая смертность от коронавируса! 

Артем Гарбацевич: Интересный пункт об ипотеке и возможности ипотечного строительства — что с ним? 

Сергей Чалый: Ипотека невозможна при высокой инфляции. У нас даже принят закон уже об ипотечном кредитовании, но он не работает. Это очень давнее обещание, которое всё никак не выполняется. Речь в итоге все равно о льготных кредитах отдельным категориям, а не для всех.

Артем Гарбацевич: Здесь также резюмируется, что все перечисленные меры в совокупности «обеспечат экономический прорыв». За 5 лет что ли произошел какой-то прорыв? Как их оцениваем? 

Сергей Чалый: Нет, конечно, это смешно.

Средняя зарплата $409 чистыми позволяет сделать выводы каждому самостоятельно. Система на пределе способности обеспечивать даже это. 

Я бы также подчеркнул другую фразу из заключительной части, где прописана надежда на чудо: «Беларусь совершит стремительный прорыв в будущее» и далее «История не раз доказывала — единство и целеустремленность всего народа способны творить чудеса».

Вот на что мы надеялись — на чудо. Но чудес не произошло. 

Артем Гарбацевич: Действительно, если посмотреть на рост зарплат у соседей-славян с реформированными экономиками, то окажется, что у поляков за эти пять лет только минимальная зарплата возросла так, что уже на треть выше нашей средней, а их средняя без малого втрое выше нашей. Словенцы, словаки — они далеко впереди.

Мне кажется, что и мое поколение, родившись при Лукашенко, рискует остаться бедным, с мизерными зарплатами и нищенскими пенсиями. Мы что, самые тупые из славян?

Сергей Чалый: Риск, что такие опасения сбудутся, остается. Мы прожили пять потерянных лет.

Клас
0
Панылы сорам
0
Ха-ха
0
Ого
0
Сумна
0
Абуральна
0

Хочешь поделиться важной информацией анонимно и конфиденциально?